3Ы
4. Я чувствовал.
начало
Нет.
Да нет же!
Я
не собирался умирать. Я был воин. И я был не один в поле. Я позаботился о том,
чтобы нас стало трое. Мы сидели без бутылки на покосившейся ноздреватой
могильной плите, над бездной и
лепили слова.
ИНТЕНДАНТ: Странные тут плиты. Похожи на рафинад, завалявшийся за
подкладкой шинели Времени.
СТРЕЛОК: Интендант, ты снабженец или наше всё? Почему мы сидим втроем, на
кладбище и без бутылки?
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Потому что это мусульманское кладбище.
СТРЕЛОК: Ну, это на раз исправить. Уроем тебя, станет еврейским.
ИНТЕНДАНТ: Ты даже похоронить не сможешь.
СТРЕЛОК: Почему?
ИНТЕНДАНТ: Привык, что за тобой другие зарывают.
СТРЕЛОК: Хуйня. Дурацкое дело нехитрое. Тут даже досок на гроб не требуется.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Мы здесь точно не случайно.
СТРЕЛОК: Где -- здесь? Вот здесь?
ИНТЕНДАНТ: Да, это ты о чем? О могиле, о кладбище, о городе, о
стране?
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Я бы так не разделял. Этот Город может оказаться могилой,
а страна -- кладбищем.
СТРЕЛОК: Ути-пути. Философ! На войне всё может оказаться кладбищем. Даже
сортир.
ИНТЕНДАНТ: А как мы здесь
оказались?
СТРЕЛОК: За блядью потащились.
ИНТЕНДАНТ: У нее походка была красивая...
СТРЕЛОК: У нее жопа была красивая. Хоть и слишком вихлястая.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Здесь нет противоречия. Хорошая жопа только украшает
походку, а красота походки подчеркивает форму жопы. Когда только вы научитесь
видеть картину в целом?
Сегодня
они меня раздражали. Они не резонировали, а резонерствовали. Они не могут
командовать моими фронтами до тех пор, пока не поймут, что все изменилось, пока
злость и тахикардия не подбросят их со старой могильной плиты.
Но я,
все-таки, попытался увидеть картину в целом.
Сначала внешнюю -- это всегда проще. Меня окружала вечность. Её подогревала
живая точка моего города и моего времени, а в центре этой точки сидел я,
клокочущий от ярости человечек. Жара подплавила воздух, и он стоял вокруг
слоями, оседал на могильные плиты, которые уже стали просто камнями моего
города. Небо, белесое, обложенное как язык больного, высыхало вверху. Еще
неподалеку прохаживался мужик с мохнатой белой собакой, не созданной для этой погоды.
Сам мужик был в оранжевой майке, а на собачьем ошейнике голубела ленточка. Пёс
задрал ногу на куст. Он жил вне контекста кладбища, да и никому не пришло бы в
голову объяснять собаке почему нехорошо мочиться на могилы, пусть даже и
бывшие.
А
почему, действительно? Да и кто из нас имеет право учить собак правилам
поведения на кладбище. Просто в настоящем всегда отражается
старческое уродство будущего. И через несколько недель люди
с голубыми ленточками разворошат могилы кладбища в Гуш-Катифе, и одетые в
оранжевое родственники неудостоившихся покоя покойников тоже ничего не смогут
им объяснить, хоть и сорвут голоса.
Собака
словно принюхалась ко мне издалека, чихнула и затрусила дальше по своим
собачьим делам, увлекая за собой хозяина на несуществующем поводке.
Жизнь
прожитую мною в Израиле можно назвать собачьей. Не в смысле, что жилось мне
плохо. Это не о качестве, а о продолжительности. Просто я заметил, что щенки,
привезенные репатриировавшимися вместе со мной знакомым, начали умирать. И я
стал автоматически подводить итоги. Получалось, что вся моя собачья жизнь в
Израиле была сытой и неохотной. И теперь мне предстояло выйти на охоту. На
сытых и подлых собак. Я еще не понимал как сложится, но одно я знал точно, и
оно было неотвратимо -- собачья жизнь кончилась и наступала волчья.
СТРЕЛОК: Волку не нужна "картина в целом". Это только мешает решению
задачи.
ИНТЕНДАНТ: У тебя что, есть задача?
СТРЕЛОК: Да. А у тебя?
ИНТЕНДАНТ: Ну... да. Есть.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: У нас у всех есть задача. Это что, новость?
ИНТЕНДАНТ: Да это понятно, я почему запнулся... потому что подумал,
что кроме задачи есть же еще что-то... Нет, мне без общей картины нельзя.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Я её тебе изготовлю, не волнуйся.
ИНТЕНДАНТ: Мне?! Нафиг мне твоя перекошенная картина? Я работаю с
деньгами, а они уважают реальность. Обклей своими плакатами гробы героев!
СТРЕЛОК: Павших героев не тронь!
ИНТЕНДАНТ: Да при чем тут они. Я об объективности. И о мужестве ее
разруливать.
СТРЕЛОК: А я о том, что объективность мне и нахрен не нужна.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: А я о том, что объективности вообще нет. Поэтому
объективность надо создавать.
СТРЕЛОК: Зачем ее создавать? Объективность -- это то, что возникает после
победы.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: А до победы -- что?
СТРЕЛОК: А я скажу. Дисциплина. Боевой дух. И устав.
ИНТЕНДАНТ: Веру в командира забыл.
СТРЕЛОК: Зря издеваешься. И вера в командира, да! Даже если объективно он
полное дерьмо.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Ну правильно. Устав -- это инструкция по правильной
эксплуатации объективной реальности.
ИНТЕНДАНТ: Для идиотов.
СТРЕЛОК: Для бойцов!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Ну и что? Идиот, действующий по твоему уставу -- уже не
идиот, а боевая единица.
ИНТЕНДАНТ: И сколько крапленых реальностей у тебя в рукаве?
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Ты никак не поймешь. Реальности -- это не карты. Это одна
снежная баба, к которой можно долепить что хочешь. И убрать что можешь.
СТРЕЛОК: О, реальность -- как баба, это хорошо. Это зримо. Такая же подлая. В
войне вообще баб и реальности мало. Главное -- это задача. Победить.
ИНТЕНДАНТ: Главная задача -- чтобы тебя не победили.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Главная задача -- убедить окружающих, что ты победил.
no subject
Буду ждать продолжения
no subject
no subject
Как кирасир гусару :)