прозаическое геройское
Aug. 23rd, 2005 12:53 pmДойдя до могилы семейства Ирода, я почти успокоился и даже замешкался. Наверное потому, что кладбища (хоть я их не люблю, но надо признать) -- это те места, где засыпает хаос. Как рыба. И становится неподвижным мутным месивом с налетом прошлого. И мертвые глаза его, от соприкосновения со спокойствием земли, подергиваются разноцветной перламутровой патиной, той, которую можно видеть на выкапываемых осколках римского стекла, его еще вставляют в оправы из драгоценных металлов и украшают этим живые тела (и оттеняют неживые глаза).
Вот этот склеп, который хранит не прах, а всего лишь пустоту и ложное представление давно умерших поколений о том, что здесь были похоронены члены царской семьи. Ложные представления, ложная память -- это самая живучая штука. Потому что она никого ни к чему не обязывает. Слово "говорят" в начале любого предания как бы снимает ответственность с конкретного говорящего и растворяет его личность в уксусе времени. Но и ничего достовернее молвы не бывает, поскольку это как татуировка -- въедается и остается, ее всегда можно почти увидеть, почти пощупать. Анонимность -- это почти всегда знак какого-то нарыва.
Вот этот склеп, который хранит не прах, а всего лишь пустоту и ложное представление давно умерших поколений о том, что здесь были похоронены члены царской семьи. Ложные представления, ложная память -- это самая живучая штука. Потому что она никого ни к чему не обязывает. Слово "говорят" в начале любого предания как бы снимает ответственность с конкретного говорящего и растворяет его личность в уксусе времени. Но и ничего достовернее молвы не бывает, поскольку это как татуировка -- въедается и остается, ее всегда можно почти увидеть, почти пощупать. Анонимность -- это почти всегда знак какого-то нарыва.