![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
1. В то время я. 2.Каждое утро я. 3. В результате я. 4. Я чувствовал.(a, b, c)
5. Мне было.
начало продолжение продолжение
Я не люблю, когда Натали опаздывает не потому, что не люблю ждать. Ждать красивую женщину в уютной, хорошо кондиционируемой квартире -- вполне приятное занятие. Просто когда Натали опаздывает, это превращается во встречу опаздывающего самолета -- никогда нельзя быть уверенным, что это банальная задержка, а не заклинившее шасси, не вынужденная посадка в чужой стране, не украинская ракета, не террорист ака бомбист на борту.
Тогда было вот так же. Вот точно на этом месте я сидел и её ждал. Кресло другое было, не на колесиках. Поэтому, когда она вошла, я неуклюже кресло отодвинул, а сам встал ей навстречу. И почти столкнулся с таким... аутентичным, как сказала Натали. И она сказала, что ему обязательно надо помочь. То есть, если бы она просила моей помощи, а на самом деле -- содействия/соучастия, я бы ей отказал. Но она в этом не нуждалась. Она просто озвучивала свои намерения. Мол, надо помочь жертве оккупационного режима, и она поможет. С моей стороны подразумевалось соглашательство. И я смолчал.
Натали, зная мою чувствительность к запахам, сразу заметила, как я отодвинулся. А я еще старался сделать это незаметно, тогда я еще стыдился своей брезгливости. И она сощурилась, потом блеснула болотной влагой взгляда и контрастно сухим голосом пояснила, что Муруан вынужден кормить семью (там, Волчок, было ужасное количество душ названо, больше, чем в любом вашем логове), и тех грошей, которые ему платит богатый сосед за целый день тяжелой работы на солнцепеке, ни на что не хватает. А разрешения на работу в Израиле у Муруана нет и быть не может. Потому что его старший брат, вместо того, чтобы разделить с младшим братом заботы о семье, сидит в вашей тюрьме.
Сам гость сидел точно как в тюрьме -- на краю стула, напряженно, чуть подергивал молодыми усами, неровными, как шеренга новобранцев. Он явно не знал, что я здесь не хозяин, а почти такой же гость как он и боялся, что мужчина, вопреки желанию женщины, выдаст его на съедение волкам.
Пока Муруан отмывался от легальной работы, чтобы, выспавшись, наутро начать нелегальную, мы шипели друг на друга. Натали высокомерно объясняла мне, что она не собирается занимать в этом ужасном конфликте ничью сторону, а просто остается человеком и помогает всем, кому она может и хочет помочь. Это, кстати, правда. Она умеет и любит сострадать. Это война моя, а не Натали, она может позволить себе жалость. Я -- нет.
Мне сложно объяснить Натали, почему ее картина мира (ну конечно, картина!) несуразна. Да потому, что я, будучи не стайным, а напротив -- совершенно одиночным/одиноким существом, очень четко ощущаю свою породу и принадлежность к определенной стае. Я знаю свою стаю, хоть и не вхожу в неё, ну это, Волчок, тебе должно быть понятно. А ей это было не очень понятно, потому что не вписывалось в рамки ее картины. Но она не хотела меня обижать, поэтому выслушала, аргументы вроде как приняла к сведению, пообещав, что постарается в будущем не вовлекать (тут она запнулась и нашла другое слово -- "приобщать") меня.
На самом же деле я говорил ей все это только из-за того, что игра в понятия очень похожа на игру в дурака. И надо на ход отвечать ходом, карту бить другой картой. Тогда играющие чувствуют себя комфортно и способны уважать мнение друг друга (делать вид). Но когда играешь в дурака с милым тебе человеком, нельзя приводить очевидные аргументы. Потому что это игра понятиями, а не нравоучительная нотация. Нравоучительную нотацию, если можно не слушать, никто не будет слушать. А уж не слышать ее можно всегда. Игра же в дурака -- процесс, доставляющий если не удовольствие (хотя обычно -- да), то по крайней мере оставляющий ощущение диалога, как правило ложное. Но это не мешает играть и дает шанс быть услышанным (а надо ли?)
А ведь всё было примитивно донельзя в этой вечной схеме враг-друг. Вполне классическая картина: младший брат желает мстить за старшего, если даже пока ещё не желает, то со временем, когда до вербовщиков биобомб дойдет информация, что он нелегально работает в Израиле, ему объяснят, что он не может этого не желать, если он мужчина, а не шакал. Ну и прочая отработанная цветистая риторика. А к тому времени и сам Муруан устанет прятаться и бояться, и возненавидит полицейских, прораба, да и всех слишком хорошо и легко живущих израильтян. Соседа, платившего ему за работу гроши, первопричину его нелегальщины, он не возненавидит. По его понятиям ненависть к соседу, наверняка дальнему родственнику или хотя бы члену того же клана -- чувство низкое и проявление непристойное. Он знает где его стая и где враги гораздо четче и непоколебимее меня. И не пытается/не хочет быть снаружи.
5. Мне было.
начало продолжение продолжение
Я не люблю, когда Натали опаздывает не потому, что не люблю ждать. Ждать красивую женщину в уютной, хорошо кондиционируемой квартире -- вполне приятное занятие. Просто когда Натали опаздывает, это превращается во встречу опаздывающего самолета -- никогда нельзя быть уверенным, что это банальная задержка, а не заклинившее шасси, не вынужденная посадка в чужой стране, не украинская ракета, не террорист ака бомбист на борту.
Тогда было вот так же. Вот точно на этом месте я сидел и её ждал. Кресло другое было, не на колесиках. Поэтому, когда она вошла, я неуклюже кресло отодвинул, а сам встал ей навстречу. И почти столкнулся с таким... аутентичным, как сказала Натали. И она сказала, что ему обязательно надо помочь. То есть, если бы она просила моей помощи, а на самом деле -- содействия/соучастия, я бы ей отказал. Но она в этом не нуждалась. Она просто озвучивала свои намерения. Мол, надо помочь жертве оккупационного режима, и она поможет. С моей стороны подразумевалось соглашательство. И я смолчал.
Натали, зная мою чувствительность к запахам, сразу заметила, как я отодвинулся. А я еще старался сделать это незаметно, тогда я еще стыдился своей брезгливости. И она сощурилась, потом блеснула болотной влагой взгляда и контрастно сухим голосом пояснила, что Муруан вынужден кормить семью (там, Волчок, было ужасное количество душ названо, больше, чем в любом вашем логове), и тех грошей, которые ему платит богатый сосед за целый день тяжелой работы на солнцепеке, ни на что не хватает. А разрешения на работу в Израиле у Муруана нет и быть не может. Потому что его старший брат, вместо того, чтобы разделить с младшим братом заботы о семье, сидит в вашей тюрьме.
Сам гость сидел точно как в тюрьме -- на краю стула, напряженно, чуть подергивал молодыми усами, неровными, как шеренга новобранцев. Он явно не знал, что я здесь не хозяин, а почти такой же гость как он и боялся, что мужчина, вопреки желанию женщины, выдаст его на съедение волкам.
Пока Муруан отмывался от легальной работы, чтобы, выспавшись, наутро начать нелегальную, мы шипели друг на друга. Натали высокомерно объясняла мне, что она не собирается занимать в этом ужасном конфликте ничью сторону, а просто остается человеком и помогает всем, кому она может и хочет помочь. Это, кстати, правда. Она умеет и любит сострадать. Это война моя, а не Натали, она может позволить себе жалость. Я -- нет.
Мне сложно объяснить Натали, почему ее картина мира (ну конечно, картина!) несуразна. Да потому, что я, будучи не стайным, а напротив -- совершенно одиночным/одиноким существом, очень четко ощущаю свою породу и принадлежность к определенной стае. Я знаю свою стаю, хоть и не вхожу в неё, ну это, Волчок, тебе должно быть понятно. А ей это было не очень понятно, потому что не вписывалось в рамки ее картины. Но она не хотела меня обижать, поэтому выслушала, аргументы вроде как приняла к сведению, пообещав, что постарается в будущем не вовлекать (тут она запнулась и нашла другое слово -- "приобщать") меня.
На самом же деле я говорил ей все это только из-за того, что игра в понятия очень похожа на игру в дурака. И надо на ход отвечать ходом, карту бить другой картой. Тогда играющие чувствуют себя комфортно и способны уважать мнение друг друга (делать вид). Но когда играешь в дурака с милым тебе человеком, нельзя приводить очевидные аргументы. Потому что это игра понятиями, а не нравоучительная нотация. Нравоучительную нотацию, если можно не слушать, никто не будет слушать. А уж не слышать ее можно всегда. Игра же в дурака -- процесс, доставляющий если не удовольствие (хотя обычно -- да), то по крайней мере оставляющий ощущение диалога, как правило ложное. Но это не мешает играть и дает шанс быть услышанным (а надо ли?)
А ведь всё было примитивно донельзя в этой вечной схеме враг-друг. Вполне классическая картина: младший брат желает мстить за старшего, если даже пока ещё не желает, то со временем, когда до вербовщиков биобомб дойдет информация, что он нелегально работает в Израиле, ему объяснят, что он не может этого не желать, если он мужчина, а не шакал. Ну и прочая отработанная цветистая риторика. А к тому времени и сам Муруан устанет прятаться и бояться, и возненавидит полицейских, прораба, да и всех слишком хорошо и легко живущих израильтян. Соседа, платившего ему за работу гроши, первопричину его нелегальщины, он не возненавидит. По его понятиям ненависть к соседу, наверняка дальнему родственнику или хотя бы члену того же клана -- чувство низкое и проявление непристойное. Он знает где его стая и где враги гораздо четче и непоколебимее меня. И не пытается/не хочет быть снаружи.
