Самое страшное можно назвать одним словом из трех букв: ( Read more... )
Mar. 7th, 2006
1. В то время я. 2.Каждое утро я. 3. В результате я. 4. Я чувствовал.(a, b, c) 5. Мне было.(a, b, c, d, e) 6. Я сразу.(a, b, c, d e, f, g, h, i, j)
7. В каком-то смысле мне.
начало
Косинус ушел за Муруаном, ворча, что даже названия операции и то придумать не можем, а он почему-то, как последний пидор, должен переться в синагогу и снимать там арабского мальчика. Что его, пассивного гомофоба, эмигрантская жизнь подселила к этой сладкой парочке и превратила в гомофоба активного, а это его пугает, потому что ненависть ближе к любви, чем равнодушие и неизвестно чем всё это кончится...
Я остался один на бугристом диванчике, сидя на котором лучше не оборачиваться -- уж больно тошнотворно выглядели пятна и разводы на стене и спинке. Особенно для тех, кто знал эту уродскую привычку Косинуса, открывая бутылку, выплескивать несколько первых капель (или сколько получится) назад через левое плечо, причем не глядя на кого или на что попадает (потому что на Смерть нельзя смотреть -- так он объяснил). На все попытки его поддеть, он обычно ухмылялся, но иногда и вскидывался: "Не надо, не надо! Я один, кто так делал, один и остался! Смерть тоже не дура выпить." Ковер, который ему подарили соседи, явно пару раз горел -- сигареты Косинус тоже швыряет куда попало, но это уже просто так. Удивлял относительно чистый письменный столик со стопкой книг (как всегда, аккуратно обернуты в газетную портянку). И радовал. Значит, был островок, на котором он пытался спастись.
Любая умышленная скрытность вызывает рефлекторное любопытство. С этим я ещё справился бы. Но на этом маленьком столе так яростно бушевал эпицентр борьбы с хаосом (наверняка не только в этой жалкой комнате, а и во всей искорёженной жизни моего застарелого приятеля/соучастника), что я позволил себе открыть верхнюю книжку. В газетной суперобложке прятался толстый блокнот, где Косинус писал нечто, с названием "Земля имеет форму пули", поэму, судя по всему. Эпиграф мне даже понравился:
На трёх китах стоит мир:
На деяниях героев.
На молитвах праведников.
На тостах выпивох.
Косинус довольно изящно обыграл известную хасидскую мантру. Не знаю, имел ли это в виду сам Косинус, не уверен. Но оставшаяся в сегодняшнем мире искренность сконцентрирована именно в этом треножнике. Ключевое понятие здесь, конечно же, молитва/искренность. Просто герои молятся поступками, а пьяницы -- тостами. И неважно, что герои сумасшедшие (нормальные герои кончились), хотя бы такие.
Я попытался читать поэму дальше, но первый же куплет отбил у меня охоту к исследованию/подглядыванию:
Есть блеск в глазах у тигра и шакала.
Голодный блеск. Но это разный блеск.
Меня пятнадцать лет не издавала
страна, где набирал я рост и вес.
Не удержав смешок, я аккуратно положил блокнот обратно. Косинус кокетничал. Его не издавали вообще никогда, а не "пятнадцать лет". И нигде, а не только в стране, которую он уподобил зооферме. Странные это существа, лирические герои непризнанных гениев, лучше их не будить.
7. В каком-то смысле мне.
начало
Косинус ушел за Муруаном, ворча, что даже названия операции и то придумать не можем, а он почему-то, как последний пидор, должен переться в синагогу и снимать там арабского мальчика. Что его, пассивного гомофоба, эмигрантская жизнь подселила к этой сладкой парочке и превратила в гомофоба активного, а это его пугает, потому что ненависть ближе к любви, чем равнодушие и неизвестно чем всё это кончится...
Я остался один на бугристом диванчике, сидя на котором лучше не оборачиваться -- уж больно тошнотворно выглядели пятна и разводы на стене и спинке. Особенно для тех, кто знал эту уродскую привычку Косинуса, открывая бутылку, выплескивать несколько первых капель (или сколько получится) назад через левое плечо, причем не глядя на кого или на что попадает (потому что на Смерть нельзя смотреть -- так он объяснил). На все попытки его поддеть, он обычно ухмылялся, но иногда и вскидывался: "Не надо, не надо! Я один, кто так делал, один и остался! Смерть тоже не дура выпить." Ковер, который ему подарили соседи, явно пару раз горел -- сигареты Косинус тоже швыряет куда попало, но это уже просто так. Удивлял относительно чистый письменный столик со стопкой книг (как всегда, аккуратно обернуты в газетную портянку). И радовал. Значит, был островок, на котором он пытался спастись.
Любая умышленная скрытность вызывает рефлекторное любопытство. С этим я ещё справился бы. Но на этом маленьком столе так яростно бушевал эпицентр борьбы с хаосом (наверняка не только в этой жалкой комнате, а и во всей искорёженной жизни моего застарелого приятеля/соучастника), что я позволил себе открыть верхнюю книжку. В газетной суперобложке прятался толстый блокнот, где Косинус писал нечто, с названием "Земля имеет форму пули", поэму, судя по всему. Эпиграф мне даже понравился:
На трёх китах стоит мир:
На деяниях героев.
На молитвах праведников.
На тостах выпивох.
Косинус довольно изящно обыграл известную хасидскую мантру. Не знаю, имел ли это в виду сам Косинус, не уверен. Но оставшаяся в сегодняшнем мире искренность сконцентрирована именно в этом треножнике. Ключевое понятие здесь, конечно же, молитва/искренность. Просто герои молятся поступками, а пьяницы -- тостами. И неважно, что герои сумасшедшие (нормальные герои кончились), хотя бы такие.
Я попытался читать поэму дальше, но первый же куплет отбил у меня охоту к исследованию/подглядыванию:
Есть блеск в глазах у тигра и шакала.
Голодный блеск. Но это разный блеск.
Меня пятнадцать лет не издавала
страна, где набирал я рост и вес.
Не удержав смешок, я аккуратно положил блокнот обратно. Косинус кокетничал. Его не издавали вообще никогда, а не "пятнадцать лет". И нигде, а не только в стране, которую он уподобил зооферме. Странные это существа, лирические герои непризнанных гениев, лучше их не будить.