1. В то время я. 2.Каждое утро я. 3. В результате я. 4. Я чувствовал.(a, b, c) 5. Мне было.(a, b, c, d, e) 6. Я сразу.(a, b, c, d e, f, g, h, i, j)
7. В каком-то смысле мне.
начало продолжение продолжение продолжение
-- Короче,-- очнулся Пресс-секретарь,-- профессиональных палачей среди нас нет. Никто не знает, когда ты начнешь говорить правду. Поэтому ты можешь сказать где Натали сразу, можешь в процессе, на любом его этапе, а можешь умереть, так ничего и не сказав.
СТРЕЛОК: Слишком много вариантов! Рожа не треснет?!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Это не варианты. Это этапы одного большого пути. Железнодорожного.
-- Умереть? Потому что не знаю где Натали? -- Муруан воздел голос к небу, а глаза к лысой лампочке на длинном, махровом от пыли шнуре.
-- Да,-- кивнул Стрелок.
-- Но более за то,-- подхватил Пресс-секретарь,-- что ты из Шхема, где её похитили, и ты с ней знаком.
-- А главное,-- добавил Интендант,-- слишком велика вероятность, что ты всё знаешь.
СТРЕЛОК: Пиздюки! Не надо комментировать моё "да"! Оно самодостаточно!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Стрелок прав. Мы размениваемся на полушки и звеним по каменному полу. Мы двусмысленны, и он это видит.
ИНТЕНДАНТ: Пойду покурю.
-- Почему вы мне не верите?
-- Почему ты ему не веришь? -- спросил я Косинуса. Мне надоела его демонстративная отрешенность за табачной завесой.
-- Я никому не верю. Да и какая разница, можно подумать, что честных людей убивают меньше, чем лжецов. Не знаю, как тебе, а мне даже не интересно врёт он или нет. Главное, мы знаем, что нам делать.
-- Однозначно!
-- Это дикость! Вы решили, что я должен ответить за чужие грехи? -- сказал Муруан испуганно, но с какими-то пронзительно-знакомыми мне интонациями (Натали всегда честно вычленяла "принцип коллективной ответственности" и считала это "дикостью", причем особенно непростительной для более цивилизованной стороны).-- Я не согласен отвечать за других! Человек отвечает только за самого себя!
Я плеснул свой прозрачный равнодушный взгляд в лицо Муруану. Он ответил мне зеркальным блеском двух нефтяных лужиц. Косинус допыхивал сигарету, явно зная что последует дальше. Он вообще вдруг стал оживленным, словно затягивался своими афганскими воспоминаниями, и они явно оживали в нём и теперь нетерпеливыми злыми бесенятами скакали в косящих зрачках. Жалости я не ощущал, но и никаких новых эмоциональных акцентов в себе пока не заметил. Я даже не слишком на Муруана злился, а и немного абстрактно жалел (как там -- прокорм семьи, работа на солнцепёке, брат в тюрьме). В общем, уличив себя в дребезжании, я отбросил шест, усмехнулся и спросил:
-- А что твой старший брат -- всё ещё в тюрьме?
-- Да,-- ответил он старательно, как двоечник -- директору,-- а при чём тут... Вы опять! Ещё и за брата отвечать?!
Косинус вдруг заулыбался, пересел на второе кресло, рядом со мной:
-- О, у него брат-террорист? Слышь, я рад!
Муруан подобрал под стул ноги, упёр руки в сиденье, словно хотел его выдавить и стал похож на приготовившегося к старту. Он прикрыл глаза и сглотнул. Он поверил, что Косинус однозначно рад и впервые испугался:
-- Вас тоже посадят! Надолго. Брата выпустят, всех наших борцов освободят, а вы будете сидеть.
Косинус хихикнул, я покивал, а Пресс-секретарь разъяснил:
-- Ты прав, у нас будут проблемы. Но мы теперь поумнели. Так всегда бывает -- сначала умнеют единицы, потом все. И мы, пока еще единицы, теперь не паримся светлым будущим, а решаем свои проблемы по мере их появления. Раньше мы пытались решать наши проблемы параллельно, только ничего хорошего из этого не получалось.
А Стрелок добавил:
-- И в данный момент наша проблема -- ты. И мы начинаем её решать.
-- Я вам не верю! -- заклинал нас Муруан.
-- Уссаться! Он нам не верит! -- хохотал Косинус.
-- Евреи не убивают кого попало! -- пытался перекричать его Муруан.
-- А-а-а-а! -- заходился Косинус.-- "Еврей не изгоняет еврея!" А-а-а-а!
-- Не убивают! Тем более такие, как вы...
-- Какие? Ну какие?
-- Нерелигиозные. Светские евреи зря арабов не убивают!
-- Это тебе брат рассказал? А мы не светские! Мы советские! Жить хочешь?
-- Я...
-- Тогда забудь что мы евреи и вспомни, что мы "русские"!
-- Я не знаю, где она!
-- Ну, тогда как знаешь, как знаешь,-- вдруг посерьёзнел Косинус.
7. В каком-то смысле мне.
начало продолжение продолжение продолжение
-- Короче,-- очнулся Пресс-секретарь,-- профессиональных палачей среди нас нет. Никто не знает, когда ты начнешь говорить правду. Поэтому ты можешь сказать где Натали сразу, можешь в процессе, на любом его этапе, а можешь умереть, так ничего и не сказав.
СТРЕЛОК: Слишком много вариантов! Рожа не треснет?!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Это не варианты. Это этапы одного большого пути. Железнодорожного.
-- Умереть? Потому что не знаю где Натали? -- Муруан воздел голос к небу, а глаза к лысой лампочке на длинном, махровом от пыли шнуре.
-- Да,-- кивнул Стрелок.
-- Но более за то,-- подхватил Пресс-секретарь,-- что ты из Шхема, где её похитили, и ты с ней знаком.
-- А главное,-- добавил Интендант,-- слишком велика вероятность, что ты всё знаешь.
СТРЕЛОК: Пиздюки! Не надо комментировать моё "да"! Оно самодостаточно!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Стрелок прав. Мы размениваемся на полушки и звеним по каменному полу. Мы двусмысленны, и он это видит.
ИНТЕНДАНТ: Пойду покурю.
-- Почему вы мне не верите?
-- Почему ты ему не веришь? -- спросил я Косинуса. Мне надоела его демонстративная отрешенность за табачной завесой.
-- Я никому не верю. Да и какая разница, можно подумать, что честных людей убивают меньше, чем лжецов. Не знаю, как тебе, а мне даже не интересно врёт он или нет. Главное, мы знаем, что нам делать.
-- Однозначно!
-- Это дикость! Вы решили, что я должен ответить за чужие грехи? -- сказал Муруан испуганно, но с какими-то пронзительно-знакомыми мне интонациями (Натали всегда честно вычленяла "принцип коллективной ответственности" и считала это "дикостью", причем особенно непростительной для более цивилизованной стороны).-- Я не согласен отвечать за других! Человек отвечает только за самого себя!
Я плеснул свой прозрачный равнодушный взгляд в лицо Муруану. Он ответил мне зеркальным блеском двух нефтяных лужиц. Косинус допыхивал сигарету, явно зная что последует дальше. Он вообще вдруг стал оживленным, словно затягивался своими афганскими воспоминаниями, и они явно оживали в нём и теперь нетерпеливыми злыми бесенятами скакали в косящих зрачках. Жалости я не ощущал, но и никаких новых эмоциональных акцентов в себе пока не заметил. Я даже не слишком на Муруана злился, а и немного абстрактно жалел (как там -- прокорм семьи, работа на солнцепёке, брат в тюрьме). В общем, уличив себя в дребезжании, я отбросил шест, усмехнулся и спросил:
-- А что твой старший брат -- всё ещё в тюрьме?
-- Да,-- ответил он старательно, как двоечник -- директору,-- а при чём тут... Вы опять! Ещё и за брата отвечать?!
Косинус вдруг заулыбался, пересел на второе кресло, рядом со мной:
-- О, у него брат-террорист? Слышь, я рад!
Муруан подобрал под стул ноги, упёр руки в сиденье, словно хотел его выдавить и стал похож на приготовившегося к старту. Он прикрыл глаза и сглотнул. Он поверил, что Косинус однозначно рад и впервые испугался:
-- Вас тоже посадят! Надолго. Брата выпустят, всех наших борцов освободят, а вы будете сидеть.
Косинус хихикнул, я покивал, а Пресс-секретарь разъяснил:
-- Ты прав, у нас будут проблемы. Но мы теперь поумнели. Так всегда бывает -- сначала умнеют единицы, потом все. И мы, пока еще единицы, теперь не паримся светлым будущим, а решаем свои проблемы по мере их появления. Раньше мы пытались решать наши проблемы параллельно, только ничего хорошего из этого не получалось.
А Стрелок добавил:
-- И в данный момент наша проблема -- ты. И мы начинаем её решать.
-- Я вам не верю! -- заклинал нас Муруан.
-- Уссаться! Он нам не верит! -- хохотал Косинус.
-- Евреи не убивают кого попало! -- пытался перекричать его Муруан.
-- А-а-а-а! -- заходился Косинус.-- "Еврей не изгоняет еврея!" А-а-а-а!
-- Не убивают! Тем более такие, как вы...
-- Какие? Ну какие?
-- Нерелигиозные. Светские евреи зря арабов не убивают!
-- Это тебе брат рассказал? А мы не светские! Мы советские! Жить хочешь?
-- Я...
-- Тогда забудь что мы евреи и вспомни, что мы "русские"!
-- Я не знаю, где она!
-- Ну, тогда как знаешь, как знаешь,-- вдруг посерьёзнел Косинус.