![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Часть 2. Ростовщик мести.
8. Вместо Натали ко мне.(a, b, c) 9. Я смотрел на.(a, b, c) 10. Мне все-таки пришлось.(a, b)
11. Волчок думает, что я.
"Волчок думает, что я больше всего ненавижу террор. Но скоро он поймет, что больше всего я ненавижу капитуляцию перед террором (в других) и рациональное оправдание беспомощности (в себе). Конечно, террор тоже от беспомощности. В том числе и от беспомощности. Волчок уверен, что поэтому и мне без него не обойтись. Меня успокаивает лишь мысль, что всю эту торчащую в разные стороны арматуру (ненависти) можно сплести в одну косу. В омонимическую косу Смерти. Только чтобы сплести её нужны сильные и яростные руки (не в белых перчатках, в брезентовых верхонках). Да, террор против капитулирующих перед террором! Заградотряд, расстреливающий решивших, что им можно выживать любой ценой. Чтобы предатели умирали не завтра, а вчера."
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: У меня сложное отношение к дневнику Эфраима. У меня негативное отношение к его волчаре. Эфраиму не следовало браться за мою работу. Но это уже неважно. Важно, что я профессионал и отвечаю за то, чтобы выходила информация, не содержащая неудобоваримых вкраплений, чтобы она приобрела завершенный вид, и летопись этой войны была достойна самой Тройной войны.
"Зашитые карманы психики, переполнились застоявшейся жижей запретных тем." Зачем же, понимая это, Эфраим разрезал карманы и заляпал весь свой дневник? Или это его волчара вспорол карманы клыком?
Мы должны были вести три войны: за добычу/деньги, за честь/славу и за собственный разум. А вернее, учитывая, что любая война состоит из этих трех частей, одну большую войну на три фронта. Это позволило бы структурировать реальность. А Эфраим, вместо этого, почему-то стал описывать, как он структурировал себя. И вместо яростной летописи, получился полный, прости Господи, литдыбр.
И теперь я остался наедине с этой задачей -- расфасовать прошлое в подходящие слова, чтобы они не пылились на полках и в ящиках. Ну да ладно, рерайтинг -- часть моей профессии.
Лирику -- убрать. Отвлечённые размышления -- нах. Волчару -- в Бобруйск. Всё, что не работает на сверхзадачу -- лишнее.
"Вместо Натали ко мне в одиночку впустили Волчка. Я продолжаю его учить/натаскивать. Он тоже. Вчера он сказал мне: "Врагов надо уничтожать, а своим мстить!"
Зашитые карманы психики переполнились застоявшейся жижей запретных тем. Многие думали, как победить террор, но никому не приходило в голову, что просто нНадо уметь правильно задумываться мыслить. Этому надо учиться, как скалолазанию. И, так же как в скалолазании, преодолевать боязнь высоты, потому что чем выше мысль, тем мельче, схематичнее, площе выглядит то, что остается внизу, что еще вчера было близко и дорого. Это, конечно, страшно. Но это нормально, поэтому не надо бояться. Это цена за то, чтобы не быть глупцом, это цена избавления от искривлённых близоруких представлений.
Поскольку, спускаясь в трещину собственного разума, можно уже не выкарабкаться. Сорваться. Зависнуть. Не захотеть возвращаться. Поэтому необходима страховка. Страховкой должна быть плотно обвязывающая тебя мысль о возвращении. Привязана эта мысль может быть к чему угодно, незыблемому, прочному, в идеале -- живому. Эта мысль -- пуповина, по ней ты получишь кровь и тепло внешнего мира, она согреет тебя и напомнит в главный момент, когда захочется разжать ладони (или зубы, неважно), о долге возвращения. У меня страховки нет.
Волчку жарко от ненависти, у меня от этого стынут пальцы. Там, вдали от того, что ты привык любить, ты поймёшь -- что из этого настоящая любовь, а что -- приятная привычка. Там же ты поймешь, что продолжаешь ненавидеть, как бы высоко не забрался. И это ничуть не менее важно. Скажи мне, какая из гнусностей нашего мира тебя более всего возмущает дает тебе пинок к действию, и я скажу -- кто ты.
Волчок думает, что я больше всего ненавижу террор. Но скоро он поймет, что Ббольше всего я ненавижу капитуляцию перед террором (в других) и рациональное оправдание беспомощности (в себе). Конечно, террор тоже от беспомощности. В том числе и от беспомощности. Волчок уверен, что поэтому и мне без него не обойтись. Меня успокаивает лишь мысль, что всю эту торчащую в разные стороны арматуру (ненависти) можно сплести в одну косу. В омонимическую косу Смерти. Только чтобы сплести её нужны сильные и яростные руки (не в белых перчатках, в брезентовых верхонках). Да, террор против капитулирующих перед террором! Заградотряд, расстреливающий решивших, что им можно выживать любой ценой. Чтобы предатели умирали не завтра, а вчера.
Только кого мне рекрутировать в этот заградотряд? Чем расплачиваться за службу? Деньгами? У меня столько нет и не будет. Разве что натуральный обмен. Что я смогу дать им взамен? Я не жду, когда Волчок рявкнет "Ненавидеть!" Я жестом приказываю ему молчать и адаптирую этот принцип для данной задачи. И тут я понял, что нНадо всего лишь свернуть ненависть в бараний рог, зациклить ее на саму себя. И по получившемуся порочному кругу ненависти пусть циркулирует её кровь -- месть.
Пусть ненависть вцепится в собственный хвост, пусть заглатывает его, давясь и щекоча себя изнутри, пусть крутится в ярмарочной пыли происходящего хаоса, пусть хлопает брезентом потасканный балаган, пусть рэп, захлебываясь, вещает над каруселью этой ненависти о равенстве всех (посетителей, бородатых женщин, карликов, сиамских близнецов) и справедливости для каждой клеточки человеческой биомассы.
Одно только употребление понятия "все" (одинаковы, равны) швыряет всё человечество в общий котел и варит всю эту получившуюся биомассу, чтобы потом отлить в формочки яркие пластмассовые клоны по имени "мы". Я не играю с чужими пупсами, я не играю с Барби в хиджабе, я не играю в политкорректный юнисекс. Мне не нравится пестрая толпа одинаково серая с изнанки. Пупс стал человеком, когда в него вдохнули искру, поэтому для меня главное в человеке -- тот электрический разряд между любовью и ненавистью, который он способен нести в себе. Достойно нести в себе, это важно, иначе человек мало чем отличался бы от электрического конденсатора."
