Часть 1. Укус за бочок.
Часть 2. Ростовщик мести.
8. Вместо Натали ко мне.(a, b, c) 9. Я смотрел на.(a, b, c) 10. Мне все-таки пришлось.(a, b) 11. Волчок думает, что я.
12. Я впервые надел.
Начало
ИНТЕНДАНТ: Кто-то всю ночь пытался вскрыть консервным ножом месяца низкое небо и добраться до меня. Спать все равно было невозможно, я включил настольную лампу, чтобы хоть как-то забить этот волчий свет луны. Конус электрического света вынес за скобки ночь и ударил в пустую бутылку местного вина с вдавленным дном -- из горлышка смотрел на меня немигающий глаз зеленого змия.
Я открыл дневник Эфраима. Мне непонятно, почему ему вдруг стало важно как воспримет эти записи тот самый "средний" человек, которого не существует и которого он сам презирает, а его Зверь ненавидит. Не надо стесняться своего презрения к среднему. Кто же имеет на это презрение право, как не тот, кто не считает себя выше среднего. И нужно заявить об этом, честно и непреклонно:
"Возненавидь "среднего", как самого себя. Этому надо учиться, как скалолазанию. И, так же как в скалолазании, преодолевать боязнь высоты, потому что чем выше мысль, тем мельче, схематичнее, площе выглядит то, что остается внизу, что ещё вчера было близко и дорого. Это, конечно, страшно. Но это нормально, поэтому не надо бояться. Это цена за то, чтобы не быть глупцом, это цена избавления от искривленных близоруких представлений.
Там, вдали от того, что ты привык любить, ты поймёшь -- что из этого настоящая любовь, а что -- приятная привычка. Там же ты поймешь, что продолжаешь ненавидеть, как бы высоко не забрался. И это ничуть не менее важно. Скажи мне, какая из гнусностей нашего мира тебя более всего возмущает дает тебе пинок к действию, и я скажу -- кто ты.
Чем выше поднимаешься, тем меньше при взгляде вниз кажется расстояние между тем, что любишь и тем, что ненавидишь. И как только они начнут сливаться, как только ты перестаешь чётко отличать то, что любишь от того, что ненавидишь, тут и надо остановиться -- ты достиг своего индивидуального потолка."
Дальше править дневник я не смог -- болела голова и пугала мысль о том, что всё это служит лишь оправданием любого террора, даже исламского. Сливалось ненавидимое и любимое, надо было остановиться.
СТРЕЛОК: Зассали! Солдат, боящийся собственной винтовки -- не боец. А для пиздюков мысль – это та же винтовка. И не надо этих мыслей бояться, надо их просто разобрать и прочистить, а ветошь -- выкинуть. Я бы давно выкинул этот дневник, но должно хоть что-то после нас остаться. Кому надо -- вычленит что надо. А для необученных вычленять я просто вклею отдельный листок, "боевой листок":
"Враги хотят нас уничтожить или хотя бы заставить жить по их гнойным понятиям. Мы сильнее наших врагов и давно сами уничтожили бы это отребье, да просто заставили бы их сидеть тихо и не мешать нам жить. Но слишком много тех, кто пытается использовать для собственной выгоды желание врагов нас уничтожить. Ещё больше тех, кого наши враги попросту запугали. От страха и корыстолюбия они торопятся предать нас!
Сынки, нам надо запугать их так, чтобы им захотелось предать наших врагов. И я тут не могу вам приказать. Никто не может приказать вам действовать вопреки Уставу. Вы сами должны понять, что раз эти предатели всей нашей даже не Родины, а целой цивилизации так испугались жалкого террора наших врагов, что начали нас сливать, то когда вы развяжете против них настоящий мощный и изобретательный террор, эти жалкие трусы с умученными диетой мозгами тут же предадут наших врагов. Прямо нам в руки.
Сынки, я призываю вас нарушить Устав, но не попадайтесь, потому что попавшихся будут судить по всей строгости Устава. Горе попавшемуся. Но, как говорили римляне, ещё большее горе -- побежденному!"