Лучшее чтение в Вальпургиеву ночь:

	Д о к т о  р. Вот-вот. Для нас такой пациент - большая редкость, я рад,
что вы не утонули. А вот когда вы плавали - вы брали с собой бутылку?
     Г у р е в  и ч. Еще  бы! И какую бронебойную! Уксуснокислого  аммония -
акулы его не выносят. Как только появляется акула - выливаешь на голову себе
и   своей   подруге  немножко  уксуснокислого   аммония,   -  и  все,  акулы
кучевряжатся, вконец  теряют  свои пустые головы,  ну... на прощанье  лизнут
икры  моей  подруги...  но  ведь  смешно  было  бы  в  такой  ситуации  быть
ревнивым... А когда уже дело доходило до Каракорума...
     Д о к т о р. А какое сегодня число на дворе? год? месяц?
     Г у р  е в  и  ч. Какая разница?.. Да и  все это для России мелковато -
дни, тысячелетья...
     Д о к т о р. Понятно. Скажите, больной: случаются ли у вас какие-нибудь
наваждения, иллюзии, химеры, потусторонние голоса..?
     Г у р е в и ч. Вот этим обрадовать вас не могу, не случалось. Но...
     Д о к т о р. Что все-таки "но"..?
     Г  у  р е  в и ч. Да  вот я о  химерах... Ну для ради чего, например, я
изъездил весь свет, пересекал  все Куэньлуни, взбирался на вершины Кон-Тики,
- и узнал из всего этого только одно  -  что  в городе  Архангельске  пустую
винную посуду лучше всего сдавать на улице Розы Люксембург!
     Д о к т о р. А еще какие странности?
     Г у р е в и ч. Очень много. Допустим, является желание, чтобы небо было
в одних Волопасах.  Чтобы никаких других созвездий. И чтобы меня - под этими
Волопасами - лишили бы чего-нибудь:  чего-нибудь существенного, но не самого
дорогого.

Отсюда

3Ы.

Часть 1. "Укус за бочок".
Часть 2. "Ростовщик мести".

Часть 3. Пустое множество.
14. Когда я был (a , b, c)

15. У меня зазвонил.
Начало Продолжение

Все остальные почему-то звонят на мобильник. Даже Клава, правда ей я всегда перезваниваю. А Волчок нервно реагирует именно на звонок мобильника, наверное потому, что чует в нём поводок. Он беззвучно скалится.

        Отец не звонит на мобильник из экономии. Или чтобы я лишний раз вспомнил, что он отказывается брать у меня деньги. Я это помню, уважаю его непреклонность, хотя в его случае гордиться тут нечем. С тех пор, как умерла в Суккот его вторая жена Ирина (кто-нибудь после этих детских сказок называет их мачехами?), отец звонил мне считанные разы -- я действительно могу их сосчитать. Первый -- чтобы сообщить о случившемся. Второй -- чтобы рассказать, что надо делать французским властям с "обнаглевшими пэтэушниками, спустившимися с гор". Единственное, в чём он тогда со мной согласился -- заменить горы на пустыню. Третий -- он возмущался, что безумные израильские социалисты совсем уже рехнулись и выбрали лидером Красного Переца, тупого профсоюзного демагога. Четвёртый и пятый разы он звонил из-за Шарона, сначала, что тот тоже рехнулся -- развалил партию и правительство и вот-вот развалит страну; потом -- чтобы сообщить мне, что нами сейчас руководит человек с больной головой, "нет, ты не понял, с действительно больной головой, это сказал знакомый невропатолог с пятидесятилетним стажем, а он понимает, поэтому всё вот-вот пойдёт прахом". А позавчера он позвонил сообщить, что ему надоело одиночество и вообще всё надоело, что он уже продал квартиру, потому что "надо же что-то делать", а теперь ему негде жить, поэтому грузовик для перевозки вещей уже заказан и через неделю он переезжает ко мне, в Иерусалим, пока на обозримое будущее, а потом, если уживёмся, то и до конца, а если нет -- то нет. В этом месте он смущённо хихикнул и спросил, старательно пряча неуверенность/безнадёжность, не возражаю ли я. Что я мог ему ответить? Я постарался не впустить в моё "конечно" нервного волчьего зевка, но смог ли...

        В этот раз звонила Ксюша. Она представилась, потому что я никогда не слышал её голос по телефону. Я растерялся. Она сообщила, что уже оформляет документы и скоро приедет на ПМЖ. "Тебе как, папа,-- сказала она,-- удобнее? Чтобы я жила с тобой, или могу к деду в О-фак-им поехать, раз он жив, вот же названьице, ага. Но удобнее у тебя, потому что всё же Ершалаим. Ты не бойся, я думаю, что это ненадолго, вряд ли мы уживёмся, я тут матерь порасспрашивала о твоём жизненном стиле, она, правда, партизаном держалась, но кое-что слила..." В этом месте она смущённо хихикнула и спросила, старательно пряча неуверенность/безнадёжность, не возражаю ли я...

        Итак, я становился семейным человеком. Так долго нянчимый своим одиночеством, я автоматически превращался в межпоколенческую прослойку, представителя средней возрастной категории, обречённого на типовую ответственность, от чего заранее содрогался. Я не люблю слоёных тортов и салатов, упорядоченных чужими руками. Особенно, когда меня делают прокладкой... И всё благодаря телефону. Высший Телемаркетолог все-таки втюхал мне живой товар по самое не могу/не хочу.

* * *

На кладбище военном тишина
нарезана на ровные кусочки.
Казарменный уют и имена.
Есть братские, но в целом – одиночки.
И любопытство дёргает тоску -
семнадцать... девятнадцать... сорок восемь...
А неба незапятнанный лоскут
бинтует руки посвящённых сосен.
Торжественно родители сидят
у изголовья каменного коек,
и Бог для них не бог и не судья,
он этого ни разу не достоин.