Jul. 13th, 2006
Часть 2. "Ростовщик мести".
Часть 3. "Пустое множество".
Часть 4. Объективное вменение.
30. Раз в неделю я. 31. Я так и не. 32. Этот раздел я.33. Меж тем, я.
Меж тем, я погряз в быте. Даже белизна Волчка слегка пропылилась и потускнела. Я всем мешал, и все мешали мне. Зато я, в отличие от отца, сумел остаться спокойным, доброжелательным и ироничным, потому что заранее приготовил себя к чему угодно. Мне казалось, что сумел. Иногда казалось. Не сумел, конечно. Насколько это было не так, я понимал всё чаще.
Отец больше не ждал от меня сыновнего тепла. Зато он самозабвенно требовал исполнения отцовского долга, что было ничем не лучше. Но тут отец оказался несгибаем, он пылал таким откровенным обожанием Ксюши, что я испытывал даже неловкость, а вспоминая свою юность, порой и ревность. Получалось, что меня он воспитывал/воспитывает, а Ксюшу просто любит. Он откровенно нравился себе в этой новой роли. Наверное, один из признаков старости -- умиление по поводу сохранившейся собственной способности умиляться.
Самое неприятное/приятное было то, что Ксюша меня совершенно не стеснялась. Видимо, в её мире я просто и непринуждённо занял место Оли, с которой, как прознал отец, она перед отъездом страшно разругалась. Не знаю, каково было Оле ощущать себя на моём (лобном) месте, но я, помогая Ксюше застегнуть бюстгальтер, чувствовал себя подростком.
Прорвёмся, дорогие, не впервой
Jul. 13th, 2006 08:33 pmЗа хавчик и секс работал семь лет,
еще семь лет — за любовь.
На мне десантный красный берет,
чтоб враг не заметил кровь.
За потной спиной — шатер и очаг,
а впереди — враги.
Война, как сокол, смотрит с плеча,
как ворон — сужает круги.
Камней иудейских привычен жар,
подошвы, копыта, мазут.
Я виноват, что прогнал Агарь?
На это есть Божий суд.
Рахель, посылая меня на смерть,
шептала: "Любить... всегда...",
а Лея кричала: "Уедь! Уедь!
В Москву! В Нью-Йорк! В Амстердам!"
Закрою глаза. В небесном песке,
верхом на козе больной
Мальвина летит. Невский проспект.
Малый, Таганка, Большой...