Вот странный мир, живёт не так, а тик,
всё дергается глаз его, и рот его,
и этот рваный обморочный ритм
напоминает старое животное.
Доходит пульс до кончиков ресниц.
Есть перебои. В сердце и людей.
Не слишком помогает падать ниц
и ждать, чтобы окончилось скорей.
Не слишком помогает навзничь. Лоб
небесный неспокоен и пятнист.
И чувствуешь между лопаток — горб,
а в просьбах — и обида, и корысть.
Ложись, дружок, скорее на бочок —
согнись, как кожура от мандаринки.
А вдруг тебя отыщет светлячок
и даже чуть осветит сердцевинку.
всё дергается глаз его, и рот его,
и этот рваный обморочный ритм
напоминает старое животное.
Доходит пульс до кончиков ресниц.
Есть перебои. В сердце и людей.
Не слишком помогает падать ниц
и ждать, чтобы окончилось скорей.
Не слишком помогает навзничь. Лоб
небесный неспокоен и пятнист.
И чувствуешь между лопаток — горб,
а в просьбах — и обида, и корысть.
Ложись, дружок, скорее на бочок —
согнись, как кожура от мандаринки.
А вдруг тебя отыщет светлячок
и даже чуть осветит сердцевинку.