3Ы

[l_u]

1. В то время я. 2.Каждое утро я. 3. В результате я. 4. Я чувствовал.(a, b, c) 5. Мне было.(a, b, c, d, e)


6. Я сразу.
начало продолжение продолжение продолжение продолжение продолжение продолжение

СТРЕЛОК: Ну и хрена было эти бумажки мусолить? Только говна нажрались. А в бой надо идти с пустым желудком!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Не смешно. И какой, к черту, бой? Всё, мы можем считать себя свободными от обязательств.
ИНТЕНДАНТ: У нас осталось одно обязательство. Передать всю оказавшуюся у нас информацию следствию.
СТРЕЛОК: Какую информацию? Добудь её сначала!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Что-то мне расхотелось активничать. Чего ради? Ради этой общечеловеческой дуры?
ИНТЕНДАНТ: Не такая уж она и дура.
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: А какая?
ИНТЕНДАНТ: Ну, тебя-то она раскусила. "Вот уж на кого не стоит полагаться даже в случае мелких неурядиц."
СТРЕЛОК: В яблочко, точно. Сделала она его. Ну хватит трепаться, пошли!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Отстань. Мы получили право никуда не ходить.
ИНТЕНДАНТ: Не отстанет. Ты забыл, что "волочась за женщинами, он бывает назойлив"?
СТРЕЛОК: Фигня. Это все равно, что сказать -- идя в атаку, бывает назойлив. Конечно, бывал назойлив. И буду. Всё, пошли уже!
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Куда? Вроде бы уже отволочились.
ИНТЕНДАНТ: Информацию сливать, куда!
СТРЕЛОК: Стучать не буду! На какой стройке этот араб работает? Он ведь из Шхема, так?
ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Муруан? Это продуктивная мысль. Он из Шхема. Её в Шхеме... Вообще, можно бы было этого Муруана найти. Только зачем?
СТРЕЛОК: Найти и взять.
ИНТЕНДАНТ: И что с ним делать?
СТРЕЛОК: Тебе в лицах описать?
ИНТЕНДАНТ: Не надо, я представляю.
СТРЕЛОК: Пока не расколется.
ИНТЕНДАНТ: А он расколется?
СТРЕЛОК: Не он, так его череп.

       Череп раскалывался. Ничего, это даже хорошо, можно было объяснить себе почему я до сих пор сидел в тени дерева и медлил. Хамсин мелким дрожащим песчаным бесом плясал в воздухе. А внутри меня дрожало и дергалось одиночество. Содрогалось. Тут я обнаружил, что ухмыляюсь. Ничего, хуже ведь уже не будет. Камень, тот самый, который рос внутри меня, темный и слоистый, увеличился до размеров придорожного и теперь придавил три тропинки. И они болезненно извивались под его тяжестью. А у меня болела голова, и я сидел в тени дерева у могилы царя Ирода и высыхал от испарения крови. Да, именно так, Волчок, именно так. Ты думаешь, что всё знаешь о крови? Ты думаешь, что уже научился ненавидеть? Смешной волчий щенок. У нас еще всё впереди. Ну, а вот так, чтобы до дрожи, до мутной тягучей темной массы, размазывающей тебя по асфальту, вот так ненавидел? Но чтобы обязательно - близких. Самых близких. Ну, тогда ты еще дитя. Ты не ведал ненависти. Ты чист, ты девственник в определенном смысле. Пой.
       -- Что петь?
       Неважно что ты будешь петь/выть. Это не для того, чтобы слушать, это для того, чтобы полнее выразить твою нетронутую сущность. А вот когда ты познаешь ненависть... Вернее, когда ненависть познает тебя, вот тогда ты станешь одним из нас. И мы примем тебя в круг и ласково подышим в волосы и в шею, сзади, мы начнем тихо убивать тебя, параллельно умирая. Что, впрочем, мы уже и делаем, без тебя.
       -- Зачем?
       Ну а зачем вообще - всё? Вот за этим. И за тем. И за каждым, за его спиной, таится это стихийное, ждущее, чавкающее. Ненависть, дружок, она же не сумасшедший-лишенный-сна. Она и спит, и ест, и наслаждается. Если бы ты только знал, как она наслаждается, когда...