![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
l_uЧасть 2. "Ростовщик мести".
Часть 3. "Пустое множество".
Часть 4. Объективное вменение.
30. Раз в неделю я. 31. Я так и не. 32. Этот раздел я. 33. Меж тем, я. 34. Я оказался жертвой. 35. Когда мы с. 36. Я не мог её. 37. Я словно бы. 38. Я следил за.39. Уйдя под землю, мы.
«Уйдя под землю, мы, едва скрывшись от прожигающего солнца и взглядов, прижались друг к другу, это мешало идти по неровным каменным ступеням, но мы продолжали спуск, потому что хотели вниз и не хотели разъединяться. До дна мы добирались долго. А когда вошли в цистерну, когда гулкость пустоты вдруг обступила, выплыла жалящая мысль, что предстоит осквернить исчезнувшую воду (жизнь) этого места. Я споткнулся о натянутую проволоку этой мысли. И тогда Волчок сказал мне: «Фу! Нельзя!».
Сынки! Ради мести я отказался от трёх отличных баб. Помните об этом, когда будете выбирать между любовью и долгом!» Меня преследует запах тухлой рыбы. Наверное, это гниёт уснувшая форель. Может, поэтому я вдруг начал спать днём. Спиной к миру. Они ходят мимо. Ксюша ни в чём не виновата, это просто морок тела. Мне кажется, я почти слышал там, на южном крае скалы, как её задыхавшееся тело так душевно просило её об этом, что Ксюша решила, что это душа просит. Молодое тело хорошо умеет прикидываться душой. Даже мне трудно с этим разобраться. А я ведь старше. Я мужчина. Я – мистер Pack. Я должен прожить ещё девятнадцать сонных дней и бессонных ночей. Я проживу их. Я всё делаю, всё, что надо. Но почти ничего уже не надо. Я завершил ещё один (последний) круг кровавого колеса. Второго мая, за зелёной папкой, в тёмные крысиные углы больших городов придут уже сто двадцать журнозвёзд. Пусть добавившиеся за это время пятьдесят четыре сколиозных позвонка – всего лишь второй, дублирующий состав, но они тоже не лишние, не лишние. Один из арестованных мстителей держится обговоренной версии случайной драки («на допросе убийца утверждал, что в ответ на просьбу закурить, убитый бизнесмен Э. набросился на него с кулаками, но рижские следователи проверяют и версию убийства на почве межнациональной ненависти»). А вот второй рассказал всё («убийца заместителя мэра пытается симулировать психическое расстройство и объясняет свои действия бредовыми идеями международного интернет-заговора, вследствие чего отправлен на судебно-психиатрическую экспертизу»). Но за девятнадцать дней они уже ничего не успеют. Ксюша стала звать меня «па», сразу, легко и спокойно (чуть насмешливо). Спокойствие это меня тревожит, мне кажется, что за ним что-то готовится. Мы оба стараемся меньше быть дома. Поэтому мы с Волчком или спим, или бродим. Я уступил Ксюшу отцу, а Косинус перехватил её. Я не думаю, где они, я не думаю, что Косинус делает ей массаж, я не думаю, что он её спаивает, я не думаю! Я думаю, что убитых журнозвёзд слишком много быть не может. И трёхзначное число лучше двухзначного. Я уверен в трёхзначности, у меня уже большой опыт и приличная статистика. Поэтому превентивная месть осуществится по оптимальной схеме и срывов с крючка будет не больше десяти процентов. И вот тогда все мутные каналы (радио-теле-газетные) будут забиты дохлятиной, и запах тухлой рыбы дойдёт до всех! И тогда им всё-таки придётся почистить каналы, а чем чище информационные каналы, тем чище мозги. Мария мне больше не пишет. Правильно делает. И спасибо ей за это. Мне достаточно того, что я догадываюсь/знаю какие слова у неё нашлись бы для меня. На форуме она не появляется. Я ей тоже не пишу, даже в мыслях. Это странно – мне свободно, как в балахоне из мешковины. Я неспешно, с достоинством, уважая себя и своё дело, подбираю слова для последнего слова. Предвкушение объяснения доставляет мне удовольствие. Мне не мешает будущая ненависть ко мне, я ею не горжусь (ну немного), но вижу в ней ростки неравнодушия и зарождающееся понимание. Я стараюсь формулировать всё проще и однозначнее, дребезжание мешает мне даже теперь, всё норовит пробраться то во фразы, то в мысли, но я справлюсь с этим, у меня ещё есть время. Эту речь я уже репетирую, но пока ещё внутри себя (наверное, даже гримасничаю), мне трудно удержаться, чтобы совсем не дразнить судей/публику и я рассказываю, например, что никак не мог не убить израильтянина, потому что это было бы расизмом, да-да, именно расизмом, не надо теперь так изумляться, не вы ли привнесли в это вполне понятное прежде слово иной смысл, не вы ли сместили понятия. Мы -- цивилизация пожертвований и цивилизация жертв. Мне это не нравится, поэтому мои пожертвования -- ваши жертвы. Я иду к своему краю обрыва кратчайшим путем, но успеваю подумать обо всём, этим я отличаюсь от Волчка... -- Фима! Фима! -- кричит отец из Ксюшиной комнаты.-- Фима! Иди сюда! Я спешу – крик мне не нравится. Но дверь заперта. Зачем он заперся? -- Фима! Иди! -- Дверь открой! Зачем ты её запер?! Дверь открывается. У отца красное лицо, он тяжело дышит. Давление? -- Лекарство? -- спрашиваю я. Он отмахивается, тянет меня к компьютеру, отворачиваясь, кивает на экран. Там какая-то низкопробная любительская порнуха. Дошёл отец. Впрочем, не мне... Ксюша. На мониторе Ксюша! -- Вот что ты наделал! -- хрипит отец.-- Ты! Ты её бросил! И вот чем девочке приходилось... Ксюша... Сколько раз я это представлял. Я не так это представлял... Николай!.. Не может быть. -- Не может быть,-- хриплю я. Отец плачет. Ухожу на кухню, отцу валерьянку, себе водку. Николай. Та самая спальня, та самая кровать. Ксюша... Дверь хлопает. Отец ушёл. Куда? У него сегодня работа. К лучшему. Выплёскиваю валерьянку за окно. Возвращаюсь к монитору. Да, Николай. Да, Ксюша. Ксюша тоже из Питера. Он успел и с Ксюшей? Значит, я уже превентивно отомстил... У Ксюши счастливое дурашливое пьяное лицо. -- Мар-р-риа-а-а-а!!! -- рычит Николай, содрогаясь. Нет. Нет, это невозможно. Мария? Ксюша? Никогда. Ксюша никогда не смогла бы сыграть Марию. Не тот уровень... Да, но Мария смогла бы сыграть Ксюшу. Ещё водки. Просто допустим. Ксюша. Фамилия чужая – была замужем. Что-то не то с датой рождения. Но имя. Я же видел удостоверение личности, имя Ксения. Но имя можно взять любое. Роюсь в её вещах, ищу какие-нибудь документы. Удостоверение нового репатрианта, его выдают в аэропорту по визе... Мария. Мария! Водка. Но КАК?! Подруга? Она говорила, что у неё подруга-тёзка, учится в меде. Но я не знаю где учится моя дочь! Я не знаю, как выглядит моя дочь. Я не знаю какой у неё голос. Телефон! Я не мог, не мог его выбросить. Я даже телефон Вики не выбросил. Вот он. Так. Вялый женский голос. -- Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Ксению. -- Она на занятиях. А кто её спрашивает? -- Оля? -- Да. Кто это? -- Не узнала? Это Ефим. -- Что тебе надо? -- Просто хотел -- Не звони больше! -- поговорить с -- Незачем! Десять лет не звонил! -- Ксюшей. -- Она не будет с тобой разговаривать! У тебя нет дочери! -- У неё всё в порядке? -- Тебя это не касается. У неё всё прекрасно. Будет врачом. Прощай. -- Она ещё дружит с Марией? -- К счастью нет. Машка исчезла. А в чем дело?! А при чём тут... Почему ты звонишь?! Что случилось?! Ты как-то связан с этими бандитами? Ксюша тут ни при чём, слышишь?! Не смей звонить больше!.. Гудки. Гудки в рассеивающемся тумане. Исчезла. Ну да, после истории с Николаем. Он, конечно, сообразил кто заказчик. Наверное, на воле остались друзья... Десять лет не звонил... и голос не узнала. Тогда кто стёр мою августовскую запись на автоответчике? Например, Ксюша. Вернулась домой с подругой (Марией), когда Оли не было дома, прослушала запись и продемонстрировала подруге бескомпромиссность – объяснила какая сволочь этот отец, отмела возможность встречи, а запись стёрла, чтобы мать не травмировать. Да, но зачем я, Ксюшин отец, Марии? Она же не могла знать кто я в Сети? Наверное, просто захотела проверить, действительно ли Ксюша такая принципиальная и не пойдёт на встречу с родным отцом. А когда убедилась, что не пошла, увидела меня, я ей понравился, тут и проявились авантюрные/игровые наклонности Марии, так хорошо мне знакомые по письмам. А, может, Ксюша с Марией вообще сговорились и решили меня так разыграть... А потом на Марию началась охота и что может быть лучшим убежищем, чем чужой отец в чужой стране. Сильный, нестандартный ход в духе Марии. И, пожалуй, Ксюша не в сговоре – Марии надёжнее держать место укрытия в секрете от всех. Но это неважно. Важно, что со мной живёт не моя дочь. Не моя! Не дочь! Что мы любим/хотим друг друга. Что это – та самая Мария. Что она не знает главного – её подстерегла та самая уникальная Случайность, в которую она неистово верит. Что отец её подруги – тот самый Мистер Pack. О, через девятнадцать дней её поджидает Случайность покруче первой! Ещё водочки. Ну, так всё не так плохо. Жизнь сделала мне прощальный подарочек. Очень мило с её стороны. Спасибо!.. Да, но как Мария могла, назначив Мистеру Pack'у встречу у Стены Плача, поехать со мной на Масаду? Вот почему она так сомневалась, ехать -- не ехать. Я-то убегал от Марии, а она выбирала между двумя мужчинами. Но выбрала меня! Меня, Эфраима Левитана, тридцати восьми лет, метр девяносто пять, сто пять килограммов, а не сетевого интеллектуального паука, сплетшего сеть таинственной организации и решающего кому отказать в праве на жизнь. И теперь, после цистерны, наверное жалеет, что ошиблась. Смешно! Ну да, и поэтому она так себя вела, провоцировала, и вообще... конечно, хотела компенсировать себе потерю и получить награду за отказ от Мистера Pack'а. И исчезла с форума, и не пишет поэтому – ей стыдно, что она не пришла к Стене. Написать ей, что ли, что он простил? Пусть прочитает из-за двери, порадуется... Нет, зачем мне помогать сопернику. А я, получается, отказался от неё дважды... Бедная девочка, это же травма быть дважды отвергнутой одним и тем же мужчиной в один день, хорошо, что она об этом не знает... Я исправлюсь! Что это коты так орут под окном? А-а, это же я отцовской валерьянкой их одарил. Да-а-а... Мария! А что же мы скажем отцу? Может, ему, как говорила Клава, маленькую квартирку купить... Я смеюсь. Осталось же девятнадцать дней! Но ведь и девятнадцать ночей! Значит, опять отели... Вот почему она так с Клавой... Я хохочу уже в голос, заглушая котов. Кстати, котам можно плеснуть тоже, раз уж сегодня такой праздник. Высовываюсь подальше в окно, чтобы разбрызгать валерьянку щедрее/адреснее (никакого спама). Драндулет Косинуса. Привёз Ксюшу/Марию с занятий. Тем более сволочь. Хочет приобнять, она уворачивается. Действительно, одно дело Ксюша (даже), но что может быть общего у Марии и Косинуса! Косинус волочит свой дурацкий массажный столик к Берте. Ксюша/Мария идёт ко мне. Она очень красива. Теперь, не отцовским, а тяжёлым объективным мужским взглядом я провожу по ней с ног до головы: -- Салют, Мария! Она медленно проводит по моему лицу когтями цепкого женского взгляда: -- Здравствуйте, Мистер Пэк! А я уже и намекать вам устала. Вы пьёте? Ну так давайте и мне – со свиданьицем. Лучше поздно, чем никогда. Я послушно отворачиваюсь. Чтобы налить водку. На самом деле – я боюсь не удержать лицо. Откуда? Она не могла меня вычислить, не могла! Этой возможности не существует... Компьютер? Но у меня всё запаролено. Я никогда не набирал пароли в её присутствии. С тех пор, как она появилась в доме, я всегда разлогинивался, отходя от компа. Как? -- Как? -- спрашиваю я, избегая прямого обращения.-- Компьютер же запаролен. Она запрокидывает голову (подставляет шею?), смеётся: -- А для чего я деду на компьютер натаскивала? При мне-то вы пароль не набирали. А при нём – да. А мы с дедой за вас беспокоились, но всё оказалось нормально, вы просто ходили на порносайты. Так что он ни о чём не знает, не волнуйтесь. Мне бы обозлиться, а я просто тупо улыбаюсь, глядя на неё: -- Но зачем надо было прорываться в компьютер серого Ксюшиного папаши? Она, так и не подойдя, щурится: -- Я не знаю никакого серого Ксюшиного папаши. Я приехала, чтобы быть рядом с Мистером Пэком. А он уехал со своей дурочкой Ксюшей на Масаду. И там-то, мистер Пэк, вы от нас обеих отказались. Неужели вот так легко и ускользнула уникальность наших отношений, мм? -- Я... -- И главное – почему? -- Я пока... не могу... -- Да ладно, какие могут быть секреты между людьми, юзающими один комп? -- она нервно ухмыляется и кусает губу. -- Второе мая, день памяти израильских воинов, Мистер Пэк. Можете не объяснять. Это единственное, что вас оправдывает. -- Я исправлюсь. Ты меня не таким знаешь! У нас ещё есть девятнадцать дней. Это всё, что у меня осталось! Я отдаю последнее. Мария отходит к окну: -- Коты что-то разорались... Я сочинила такую красивую сказку, Мистер Пэк. Ещё в Питере, когда поняла какое невообразимое Совпадение на меня обрушилось. -- Когда мы встретились? -- Нет, и до, и после. Я стою с двумя рюмками водки и жду когда она решит подойти. -- Помните, Мистер Пэк, как на форуме мы обсуждали какие яды можно подмешивать в сахар? Это было ещё тогда, когда мы там просто болтали обо всём, в старые добрые ещё вегетарианские времена. Я киваю. Я помню. Я тогда сдуру похвастался, что меня так никогда не отравить, потому что пью чай с солью. -- А у моей мамы с её подругой Олей была фирменная присказка: «Такая же сволочь, только чай с солью не пьёт». Где и в каком виде мы только не существуем. Значит, где-то в Питере я все эти годы служил эталоном сволочи. -- Ты... вы... заказывали Николая уже зная, что я отец подруги? -- Это вас ужасает? -- смеётся Мария.-- В общем-то нет. Сначала было просто подозрение. Когда мы встретились, и вы мне понравились, оно стало надеждой. А когда я проследила, что вы зашли в подъезд этого урода, всё слепилось. Я тоже смеюсь. Всё слепилось. Всё совершенно ясно. А мне, выходит, и рассказать-то нечего. Про меня она сама всё узнала. Обидно, ну да ладно, какая разница. Ну, переиграла. Подумаешь. Я поднимаю рюмки: -- Ну... давай. Давайте. На брудершафт? А то неловко, не ты, не вы... Она, наконец-то, подходит. Не снимая меня с крючка взгляда, медленно берёт рюмку. Этот запах Ксюши... уже не аромат греха. Грех испарился, оставив хорошо выдержанную сладость запретного плода. Мария... Мы медленно/ритуально переплетаем руки. Зачем-то плавно делаем те самые (аэропорт) полоборота, быстро сглатываем мешающую нам, охлаждающую/отрезвляющую водку. Она запрокидывает лицо, чуть выдвигает нижнюю губу. Я накрываю её губы своими, свадебно, хрустально звенит моя разбившаяся о каменный пол рюмка, орут коты. Я, наконец-то, обнимаю её так, как всё время хотелось. Хрустальный звон второй рюмки. -- Не будем ждать третьего звонка,-- выдавливаю я, поднимая её на руки. -- Нет! -- говорит она с трудом.-- Я не хочу так. -- Как ты хочешь? -- я несу её на диван. -- Тебе это неважно, раз ты не захотел дослушать мою сказку. -- Я захотел, но сразу много всего... я решил начать со старых желаний... Рассказывай. Она лежит на диване, на моём левом предплечье, не мешает моей правой руке, но и не помогает ничем. Смотрит в потолок и придыхает: -- В моей сказке прекрасный принц, ради любви, поднимался над придворной моралью... и, губя свою бессмертную душу, овладевал красавицей-дочерью. Но... утолённая любовь засыпала на ложе греха, а принц, сдёрнутый мозолистыми предрассудками, сидел на краю ванной... и раздумывал как правильнее чиркнуть лезвием, не поперёк а вдоль... чтобы прекратить разом эту грустную обжигающую страсть, и вот, перед решающим замахом стального смычка смерти... появлялась его дочь с ангельским посланием, дышала в шею, возвращала бессмертную душу... и говорила главные слова – о том, что она не его дочь, а принцесса из соседней страны, да-да, та самая, с которой он столько переписывался, да всё боялся дипломатических осложнений... говорила о том, что он может воскреснуть и жить дальше... не презирая себя и любя её, о том, что вместе они покорят мир... -- Прости,-- говорю я.-- Раз ты вскрыла комп, то знаешь, что принц был на войне. Воюющие принцы не свободны, но ты прости... -- Но я-то думала, что ты свободен от всего, раз можешь убивать и мстить! -- Это не свобода. Это не норма. Я -- не нормален. За это наказывают,-- я плавлюсь и говорю не то. -- А-а, так ты всё время чувствуешь себя плохим мальчиком...-- смеётся она, наконец-то оживая телом.-- Бедный! А вот мне это в кайф. Это как с любовью, Мистер Пэк. Если двоим хорошо, то всё происходящее между ними нормально. Так и мои отношения с реальностью... Я просто срываю с неё одежду. Пуговицы, застёжки, глупости. Я очищаю её плоть от дамской шелухи. Она не помогает, но и почти не сопротивляется, лишь, закусив губу, зачем-то обозначает сопротивление: -- Не спеши... Я так хотела тебя... А ты... ты разочаровывал меня... каждый день ты притворялся старым... квадратным... Ксюшиным... Кто ты на самом деле? Я не... я хочу сначала разобраться... -- Ты же хочешь, я чувствую. Я не могу не спешить... Не хочу не спешить... У нас нет времени, Мария, у нас безумно мало времени! Просто вслушайся в свои эмоции, Мария, они не врут, просто вслушайся... вот так... Она начинает ёрзать на моём левом предплечье, как живое лезвие, ускользает взглядом: -- Я эмоционально неуловима... Хотя и эмоционально предсказуема... Да, так... Мария дирижирует нами, подо мной бьётся моё второе сердце. Волчок захлёбывается в рычании, словно только сейчас теряет невинность... сдержись, пусть сначала она... не рычи, ты выглядишь нелепо... готова, вперёёёёёёё... третий звонок, в дверь, сердце уже вокруг, скользкое пространство обволакивает меня со всех сторон, звонок, удары в дверь в параллельном мире, оргазм выбитой двери, под Клавин визг, под мат Косинуса, под крик Марии, под рычание Волчка, я поворачиваю голову, тяжёлый отцовский стул в вытянутых руках Косинуса летит на нас, закрываю её... оскаливаюсь... удар-р-р-р-р... ... Сознание блуждает по периферии тела, похожее на птицу-подранка – то судорожно бьётся, пытаясь оторваться, то затихает и смотрит обречённо и умно... ... Самое сложное положение находилось на фронте своей собственной причины. Раскрылось несколько защитительных сооруженствий, они были выкопанные круглыми и ровно были во мне минуты штиля, когда солнце было горячее и было затопленным самоокапыванием с тёплым спаренным светом, и я заменил сторону к нему, и принесённые мимические мышцы были выправлены и приглажены, как из крыла новопринесённой бабочки. И бабочки сами летели внутри меня, мы смогли сидеть на корточках на лбу. Поэтому затишье было штилево. Но однако это была оборона, изверги сумасбродства лыбились после того, как смежный холм, потому что они уже окружили, определили меня в полуокружности, и море шипело/пело после задней части моего, был там вечный шторм, но оно не сумело плыть, и они, изверги, это знали. Каждое утро пойти вниз с босоногих ног в её и после этого и быть погруженным на горле, но однако не с головкой. Из последних усилий она вытянула шеи. Я попытался показаться окружать нормальную, чем так, я более менее нормальный, чем находится в реальности, и они аранжировали это. Он не засудил их для этого, потому что каждое из них пожелало контакта, в виду того что оно было закончено внутри. Всей моей жизнью была попытка на драке с беспорядком. Беспорядок опасается и космос вокруг размётан, и он построен, и оно организовано. Но другие, от которых космос будет тупоумным и летает в раж, и которых принесите это заклятье и воюйте с ним -- они сами с собой, и снаружи воспринять. Но каждое утро на улице, которая соединяет старый город с остальным миром, и оно начало жить. Для меня это служило, как казино утра. Я сыграл к жизни. Это как в детстве, когда кто-то закрывает к вам глаза с ладонями, тогда будет сперва темнота, но после этого принудительно один из будет перстом, который вздрогнет, и в сформированный линк света проберётся кровь, и изображение мира будет тем, которое понизится в поле визирования.А теперь, чуть успокоившись, я хочу успеть понять, что первично: мне понравилась Ксюша и просто произошёл овер родительских эмоций, или она мне понравилась именно потому, что дочь. На фоне четырёх рядов трупов, это становится принципиально важным. Моя личная сексопатология может поставить под сомнение нормальность, логичность и необходимость игры, которая не игра. В конце концов, нужно уважать в себе то, ради чего приходится существовать. А если перестать -- то, собственно, ясно что дальше.
Вчера, когда я знакомил свою дочь с героическим прошлым нашего народа на примере защитников крепости Масада, она передала мне слова её матери о том, что я не являюсь её настоящим отцом. Но даже если Ксюша мне не биологическая дочь, ведь все считают её дочерью. Поэтому никакие иные отношения, кроме сложившихся, между нами абсолютно невозможны. Ведь это может оказаться слишком хорошим жареным фактом для СМИ, столь падких на инцест. Даже генетическая экспертиза не спасёт, Ксюшу просто и непринуждённо назовут «приёмной дочерью» и никто не удосужится проверить, удочерял я её или нет. «Убийца вступал в интимную связь со своей приёмной дочерью!». В скандальное разоблачительное сообщение добавится лишь одно слово «приёмная», причём даже не в заголовок. На восприятие публики это не повлияет. Нельзя марать идею моральной/психической неполноценностью лидера."Конфликт мечты" -- это когда мечта не укладывается в жёсткие рамки «идеала я». Когда мечтаешь о том, что твой «идеал я» не приемлет и от чего он содрогается от отвращения. В моём случае, в той цистерне, «идеал я» победил моё скотское начало, и я горд этим. Я понял — мне нельзя идти на компромиссы. Те компромиссы, на которые я могу пойти — недостаточны и ничего мне не дают в окружающей сманипулированной реальности. Только ясно, что компромиссы и компромиссики, поселившись внутри меня, как глисты, будут отбирать мои силы и высасывать решимость.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
Фсе, я умер от восторга!!!
Я просто не представляю, что можно еще добавить. Весь в ожидании последней главы!!!!
Чуть остыв
Date: 2006-07-21 12:22 pm (UTC)Re: Чуть остыв
Date: 2006-07-21 12:27 pm (UTC)Еще не всё. Например, торчит нитка - откуда взялась в самый неподходящий момент общественность :)
Но не это, конечно, главное в последней главе.
Re: Чуть остыв
Date: 2006-07-21 06:59 pm (UTC)Re: Чуть остыв
Date: 2006-07-21 07:29 pm (UTC)Re: Чуть остыв
Date: 2006-07-21 09:05 pm (UTC)