3Ы.

Часть 1. "Укус за бочок".
Часть 2. "Ростовщик мести".

Часть 3. Пустое множество.

14. Когда я был.
Начало  Продолжение

        Ещё я сумел, наконец-то, навести порядок в собственном компьютере. Теперь можно было не опасаться, что случайно зашедший человек захлебнётся не предназначенным ему. Очевидно, что в моём мозгу происходили параллельные процессы, но лезть в это я не хотел, понадеялся на самоструктурирование и не ошибся. Мне стало легче противостоять дикому хаосу, словно я был не заблудившимся в тайге туристом, а охотником, заранее приготовившим нож и жаждущим приключений в медвежьих объятиях.

            Но объятия, настигшие меня в декабре, были не медвежьими.

-- Привет...-- дохнула она мне в ухо грустью и обещанием.

Я не слышал голоса Натали с того самого июльского дня, когда он плавился в пластмассе мобильника, плавившегося у меня в кулаке, когда я плавился в закупоренной комнате от ярости и хамсина. Волчок брезгливо дернул шкурой и молча отвернулся. Кажется, после Клавы он зарёкся вмешиваться в мои отношения с женщинами. Кто сказал, что молчаливое презрение самое холодное? К зверям это не относится.

Если бы у Натали был свой Волчок, он бы её не презирал, а попросту загрыз. Но мне кажется, у женщин Волчков не бывает. А кто у них вместо -- даже задумываться не надо. Мне ещё не стоило бы задумываться о том, каково было Натали все эти месяцы, но не задумываться об этом уже не получилось. Едва ли у её коллег была лучшая тема для приколов, чем шхемское самопохищение. Это случайно уловленное Косинусом "Похищение Натали". Наверное, она придумала какое-то другое объяснение. Наверное, ей не верили. Легко представить, как не верят журналисты -- с сочувственными корректными циничными лицами. Я бы такое не выдержал. И не позвонил бы. Как не звонил я по случайно возникшему номеру эти израильские уже годы Вике, милой сучке, бросившей меня, шестнадцатилетнего щенка, как щенка -- с сожалением и тихой грустью, поцеловав перед тем, как вышвырнуть за дверь. А ведь здоровое любопытство должно было спровоцировать звонок, мне действительно просто интересно просто увидеть/узнать, что произошло с ней за эти двадцать лет. Вспомнив о Вике, живущей теперь в получасе небыстрой езды, я пропустил объяснения Натали и понял только, что у неё как-то досрочно закончился израильский контракт, я не понял по чьей инициативе -- её или редакции, она легко, словно коснулась щеки губами, поблагодарила за то, что я способствовал этому. Её, кажется, действительно радовало, что журналисткой она быть переставала. Оказалось, что я зря огибал Емин Моше эти месяцы. Натали была у родителей, потом в Марселе, потом в Париже, а теперь, когда "как это, подстелила соломку", приехала закончить иерусалимские дела. Поэтому позвонила.

-- Как ты собираешься меня закончить? -- вдруг улыбнулся я.

-- Мучительно.

-- Придёшь?

-- Угу.

Оказалось, что тела наши великодушнее и смелее, чем мы сами.

Яблочный табак и кардамон, никакой нефти.

А Волчок фыркал.

В гуще событий :)

Идём мы, значит, по рынку нашему иерусалимскому, по "Лагерю Иегуды". Вдруг -- свист, гам, оперными рыночными голосами кричат: "Не забудем, не простим!" И всё это направлено на пожилого в сером костюмчике мужичка, который с перекошенным лицом и приклеенной улыбочкой протискивается побыстрее к выходу, сопровождаемый таким мощным звукорядом. За ним следует солдатик, который вокруг совсем даже не глядит, а смущенно, но как-то чуть ли не одобрительно улыбается.
Мы не выдержали и спросили торговца -- кто герой такого представления?
- Гидеон Эзра!* Я смотрю -- идёт! Как ни в чём не бывало! Представляете, он считал, что сможет вот так просто тут ходить!

Даже интереснее, чем самолёт, с полмесяца назад лежавший на брюхе на Масаде.



------------------------------------
* Министр внутренней безопасности, ответственный за разрушение Амоны.