3Ы.

Часть 1. "Укус за бочок".
Часть 2. "Ростовщик мести".

Часть 3. Пустое множество.
14. Когда я был. (a , b, c)  15. У меня зазвонил.(a, b, c)  16. Мне захотелось.(a, b ) 17. Мысленно я уже.(a, b)
18. Я положил на.
Начало Продолжение

Двойственность нашей с Натали ситуации как нельзя больше подходила к расползающемуся европейскому антуражу, с этой точки зрения всё было правильно и логично. Запутав клубок наших отношений, мы, кажется, не знали (да и не хотели) что с ним делать, поэтому предпочли просто закинуть под диван и теперь двигались по короткой оставшейся нити, в обратном направлении -- из "времени обнимать" к "времени уклоняться от объятий". Конечно, это довольно забавный/уничижительный этап -- уклонение от объятий. Уклоняющийся от объятий мужчина смешон по определению.

Я смотрел на стюардессу. У неё была та же проблема -- она тоже боялась быть смешной, пусть не по определению, а всего лишь по функции/ситуации. И ей это тоже не нравилось, и она это тоже пыталась не показывать, но получалось не столь изощрённо, как у меня. Она, смущенно улыбаясь, переводила содержание инструкции по технике безопасности на язык жестов, явно ощущая их нелепость, но и как бы приглашая поиздеваться вместе с ней над составившими эту бесполезную инструкцию идиотами.

            -- У нас будут проблемы с отелем,-- сообщил я Натали.

Она рассмеялась:

-- Тогда почему ты не заказал отель заранее?
            -- Тогда я не знал.
            -- А когда узнал?
            -- Сейчас.
            -- Пижон. Что ты имеешь в виду?
          -- Что в отелях не будет мест. А когда найдутся, то не будет горячей воды, или сток будет засорён, или не будет туалетной бумаги, а когда её принесут, она окажется обёрточной...
            -- Ясно. Ты боишься летать на самолётах. Какие ещё ужасы ожидают нас, если выживем?
            -- Пустяки. Нас часто будут обсчитывать.
            -- Только если долетим и не разобьемся.
            -- Я не боюсь самолётов.
            -- А чего ты боишься?

Ладошка у неё оказалась влажная и прохладная, как нос щенка. Натали боялась летать на самолётах. Я улыбнулся:

-- Слова из трёх букв.
           -- Подожди, не говори! Русское, да? Значит -- не секс. Сейчас... есть у вас про это такой анекдот... Мир! Тоже не то. Суд?
            -- Это не существительное. Это наречие.

Раньше мне так нравилось смотреть на лицо Натали, когда она охотилась за словами. Ничего не изменилось, мне это продолжало нравиться. У неё менялась посадка головы, словно она тянулась в неведомые сферы и плывущим каким-то взглядом вчитывалась в видимое лишь ей. И лицо приобретало утрированную индивидуальность.

Натали вздохнула:

              -- Ладно. Но не сдаюсь, нет. Буду думать. А скажи-ка, откуда вдруг выпрыгнул этот твой бытовой пессимизм?
            -- У нас тайный язык знаков,-- я кивнул на уходящую стюардессу.-- Она показывала как надевать спасательный жилет совсем не так, как, скажем, стюардессы "Эр Франс".
            -- Глупости, никакой разницы.
          -- Ну что ты. Ваши стюардессы несут народу знание о правильной безопасной жизни на вверенном им участке. Они выполняют миссию по спасению жизней. А эта вступала с нами в заговор по пониманию необходимых глупостей.
          -- Ты хочешь сказать, что французская стюардесса тянется к своей высокой миссии, а здешняя показывает насколько она выше этих глупостей?
            -- Умеешь ты взять интервью,-- оценил я.-- Сформулировать чужие мысли лучше и короче -- это не каждому дано.

            Натали кивнула:

            -- Да. Но при чём тут отель?
            -- Социализм -- это такой клубок серых спутанных ниток. Потянешь конец -- вытащишь цепочку характерных проблем. Специфическое отношение к своей работе -- это как раз конец ниточки.
            -- Красиво,-- усмехнулась Натали.-- Ты правильно делаешь -- выезжая заграницу надо растормаживать воображение.

        Меня почему-то раздосадовало, что она мне не поверила, вернее, что не пожелала полагаться на мои выводы/интуицию.

            -- Выезжая заграницу надо растаможивать воображение,-- буркнул я, не без злорадства.

Я был уверен, что Натали не знает этого слова, а следовательно -- меня не поймёт. А если бы и знала, всё равно бы не поняла. Оказывается, у разведчика существует одна хроническая радость/удовольствие -- сознавать, что он как одна большая дуля в костюме. Разумеется, растаможивать воображение мне было незачем -- я вывозил свои планы/оружие возмездия контрабандой. Уверен, что они тянули уж никак не меньше, чем на несколько килограммов урана, обогащать который я собирался всем тем, что наберу в Европе.